Арк. БУХОВ Анисьин муж Мученики Промах Перкинса Эпоха и стиль Парус Таинственный хулиган Тихий мальчик Счастливый случай Четыре жестокосердых Карьера Берлея Рождение языка Яд доброты Грибной спорт Первый опыт Канва для биографа История первого дневника Домик с колоннами Обида О древних остряках Первый начавший Путь к здоровью Спокойствие История взятки Ухаживатель Начинающие в подготовке материала использована книга "Жуки на Булавках"  и архивные источники.

ПЕРВЫЙ ОПЫТ

Однажды меня позвали ехать на бега. Так как это предложение исходило от лиц, которым я ничего плохого не сделал, мне оно не показалось планомерным и заранее обдуманным вовлечением в невыгодную сделку. Говорят, что в первый раз это не кажется никому.

Один из убеждавших меня людей хорошо знал лошадей. Когда он говорил о них, казалось, что он провел все свое детство в беговой конюшне, умеет быстро сойтись с любой, даже самой замкнутой, лошадью и выведать от нее беговую тайну завтрашнего дня. Порой я даже удивлялся, почему у него еще не вырос хвост.

– Ты понимаешь: приходишь ты на бега, ставишь на лошадь десять рублей, и представь себе твое удивление, когда тебе выдают сто сорок рублей.

– Это будет даже не удивление, а вернее–радость,–согласился я,–тем более, если можно будет поставить еще...

– Ну конечно, можно... А больше поставишь–больше и дадут...

Признаюсь, что у меня даже мелькнула мысль о застойном состоянии нашей промышленности, раз есть такая область, где каждые десять рублей охотно оцениваются суммой в четырнадцать раз большей, тем более без всякого применения физического и умственного труда.

– Будешь сидеть и смотреть, а тут тебе деньги...

– Я понимаю, что мне самому бегать не придется... Я не настолько жаден, чтобы увеличивать свой заработок трехверстным пробегом. Но неужели это так?..

– Да, только поедем... Ты сам увидишь... У меня есть верные лошади.
– То есть как верные?
– Да так уж, верные. Не выдадут.

Было похоже, что меня зовут на какое-то темное дело, где верные сообщники обещались не выдавать. Это давало богатую пищу моей любви к необычайным происшествиям, но мало говорило чисто практическим соображениям. – Все-таки, может быть, ты объяснишь...
– Вот привязался, право... Мне жокей говорил...
– Ах, жокей... А что же, жокеи тоже бегают?
– Еще острит. Не жокеи бегают, а лошади.
– Знаешь, если бы тебе сказала сама лошадь, я был бы спокойнее.
Все-таки я поехал.

Около входа на места резко обнаружилось мое первое незнакомство с беговыми обычаями.

– Пойди отдай в кассу три рубля,–сказал мне один из близких.

– Как же это так,–поморщился я,–еще не видел ни одной лошади, а уже отдавай... На какую же ставить?
– Фу-ты, дурак... Это же за себя.

Я испуганно посмотрел на своего спутника и хмуро полез за деньгами.

– Я лучше за тебя поставлю. Ты здесь свой человек. Я проиграю.

Через несколько минут я понял, что это брали за право попасть на те места, где выдают вместо десяти рублей сто сорок. Это была выгодная комбинация, против которой протестовать было нелепо...

Из какого-то уголка, приветливо прижатый группой разговорчивых людей к стене, я смог сразу осмотреть весь ипподром, по которому мирно и спокойно ездили на лошадях люди, одетые в куски самых разнообразных материй. Так приблизительно одевают к маскараду молодых людей провинциальные костюмеры, у которых все уже разобрано и для шестерых желающих остались только костюм Офелии, розовое домино и два рыжих парика.

В жизни жокеи одеваются значительно скромнее и выдержаннее. Многие из них, заходя даже запросто к знакомым, не надевают красных шапок и зеленых штанов.
– Ты видишь эту лошадь?
– Вижу. Черная?
– Черная. Пятый номер. На нее и ставь. Выиграет.
– Именно эта? Черная? Ты это верно?
Я посмотрел на лошадь. У ней был простодушный вид, совершенно не подчеркивающий ее желания оказать мне небольшую денежную услугу.
– Значит, она наверняка?..
– Ну, еще бы...

Тон у него был настолько уверенный, что я перестал сомневаться. В конце концов, у лошади не может быть человеческой страсти насолить малознакомому и остаться по- следней только для того, чтобы посмеяться потом с другой лошадью над моей недальновидностью. Я вспомнил, что в специальных трудах я не встречал таких примеров в описании лошадиного характера. Деньги в кассе тотализатора у меня взяли охотно, что еще раз в моих глазах подчеркнуло теплое доверие, которое мне оказывала администрация бегов.

– Ну что, взял? – Взял. Можно пойти получать? Это из той же кассы?
– Что получать?
– Сто сорок рублей. Ты же сказал...
– Погоди, брат, побегут, потом получишь...
Эта система расплаты мне не понравилась сразу.
– После народа много будет у кассы. Не дотолкаешься. Может, хоть половину сейчас выдадут.
– Начали, начали, смотри...

Я стал смотреть. Бежали семь черных лошадей и одна серая. Какая из них была моя, я догадаться не мог. Бежали долго. Кто-то вытащил из-под меня стул, стал ногами на кончик моего пальто и замахал над самой головой биноклем.

– Где же моя лошадь?–тревожно спросил я спутника.
– Бежит, бежит, не мешай...

Чувствовать, что какая-то лошадь везет сто сорок рублей, принадлежащих лично мне, и не знать, какая она,– это сможет сильно влиять на настроение. Никаких разъяснений я не мог добиться до самого последнего мгновения, пока человек, отнявший у меня стул, не соскочил с него и, посмотрев на своего соседа, хмуро процедил:

– Идиот... Тоже, советчик...

– Ну, теперь можно идти получать?–заискивающе спросил я спутника,–все прибежали...
–А ты на какую ставил?

– На черную. У меня даже билет есть. Хочешь–покажу?

– Черных много. А твоя–того, брат...
– Что–того... Я не понимаю этих беговых терминов...
– Не пришла, и все.

– Как так не пришла? Что же, ее в дороге потеряли, что ли? Или домой завтракать уехали? Я пойду получать...

– Не ходи,–сухо заметил спутник,–не стоит. Разве кто-нибудь билет обронил...

В кассе мне выдали обратно билет и просили не мешать. Вторичное предъявление того же билета в другом окошечке вызвало более резкий и ярче выраженный отпор моим вполне искренним попыткам оправдать обещание, данное мне спутником еще до бегов, о ста сорока рублях.

Если это была шутка–то я мог бы за нее не платить десяти рублей, тем более постороннему человеку, сидящему в кассе. Если это ошибка моего приятеля и лошади, то пусть они делят мои расходы пополам: я не хочу отвечать за чужие ошибки.

Поэтому я довольно сухо протянул своему спутнику руку и сказал, что еду домой. – Постой, постой... Куда же ты?..
– Да так, знаешь, домой. Повеселился, и будет.
– Ну брось... Сейчас одна лошадь будет бежать...
– Совсем одна? Эта уж наверное первой придет...
– Нет, не в том дело... Я хочу сказать, что она такая...
– Верная?
– Верная.
– Ну, прощай, я пошел..

– Да нет же... Ну поставь на эту. Я тебе ручаюсь. Я поставил новых десять рублей и стал сам внимательно следить за лошадью. Это было добросовестное животное, повидимому, решившее поддерживать мнение о себе моего приятеля. Она сразу оставила сзади себя всех остальных лошадей и только уже около призового столба, экономя силы для другого заезда, пришла пятой.

И на этот раз мой билет, как актерская контрамарка при полном сборе, оказался недействительным. Этим же свойством обладал и билет моего спутника, взятый на другую лошадь, отставшую от моей всего на несколько сажен.

– Ты видишь,– ласково сказал он, не выдерживая моего взгляда,– и я же проиграл.

– Видишь ли,–раздраженно ответил я,–на моих глазах людей переезжало поездом, однако я никогда не утешался этим, когда мне наступали на ногу...

– Да, ты прав, но лошадь же была верная... Это простой сбой..,

– Принимая во внимание мое полнейшее незнакомство в этой области,– сдержанно, но сухо ответил я,– ты можешь мне объяснить, что лошадь треснула по ватерлинии, что у нее лопнул пропеллер или что у нее соскочили подшипник и маховое колесо,–я все равно не пойму. Тем не менее я ухожу домой.

– Ну иди... Если ты такая свинья...

– Послушай... Мне это стоило двадцать рублей... Где же мои двести восемьдесят?
– Получишь...

– Может быть, мне их дадут в другом месте, я тогда лучше поеду туда...
– А хоть ко всем чертям...

После этого или перестают подавать руку, или молча вздыхают и остаются. Слабость была и будет одной из отрицательных черт моего характера.
– На какую же ставить?
– Выбери сам...

– У меня совсем нет знакомства в этом кругу... Вот на эту, пожалуй, поставлю... Видишь, вот эта ходит, я на нее хочу...
– На эту нельзя...

– Неужели она тут так попусту бегает... Зачем же ее пустили, если на нее и ставить нельзя... Это жульничество...

– Ставить-то можно. Дураки ставят. Только не возьмет. Разве такие берут?..

Я посмотрел на лошадь. Ничего опорочивающего в ее наружности не было. У ней было на месте все, что только может пожелать любая лошадь, берущая призы.

– Может, ты знаешь о ней что-нибудь? Ты скажи. Это останется между нами...

– Да разве такие берут,– иронически усмехнулся он,– а если и придет, так с тебя же еще возьмут деньги...

– Что же это – штраф, что ли?– испуганно спросил я, с презрением взглянув на редкую лошадь.

– Не штраф, а так... Дураки на нее ставят... На Бабочку ставить... Тоже...

– Слышал, слышал... А на какую же?
– Ставь на четвертый номер... Верные деньги.
– Я знаю, что верные... Хорошо, если только не с меня...

Я пошел и безропотно поставил на указанный номер.
– Ты знаешь, это интересно,–сказал я, возвратившись,–я непременно буду смотреть за этой вот, о которой ты говорил... Интересно посмотреть потом на физиономии этих дураков, которые на нее поставят... Ругаются, наверное...

– На то они и дураки, чтобы ругаться,–весело подтвердил мой спутник,–а вот как мы с тобой схватим сейчас...

Лошадь, на которую ставили дураки, действительно вела себя непозволительно. С первого же момента заезда она стала отставать от других, догонять, вмешиваться в общую кучу, выбиваясь из сил и мотая головой.

Я искренне смеялся, чувствуя в душе благодарность к человеку, выручившему меня советом от такого неосторожного шага, как ставка на нее лишних десяти рублей...

Перестал я смеяться только тогда, когда эта смешная лошадь пришла первой. Через несколько минут я увидел небольшую группу дураков, игравших на нее, которые отходи- ли от кассы с горстями бумажек. Выдавали им около шестисот рублей.

– А они берут–эти вот... дураки,–надтреснуто шепнул я спутнику,–по шестисот...

– Берут,–уныло ответил он,–верная лошадь...
– А когда я хотел на нее ставить,– желчно спросил я,–что ты тогда изволил...

– Да разве на такую лошадь...
– А если вот за нее теперь такую сумму...
– Верная лошадь...

– Да... Вот что... Верная?! Знаешь что, голубчик, ты ко мне хотел завтра, кажется, зайти? Да? Хотел? Да?
– Ну хотел, предположим...

– Ну, так извини... Только уж меня дома не будет...
– Видишь ли, я, собственно...

– Может быть, ты через день хотел? Может, на будущей неделе? Может, через месяц? Все равно меня не будет...Прощай...

Я никогда больше не поеду на бега... Позволить брать с себя какие-то деньги, зависеть от лошади... Я даже не понимаю, как культурный человек может опуститься до того, чтобы сидеть и лихорадочно ждать, когда ему выдадут за десять рублей сто рублей лишних.

Хорошая книга любимого автора, серьезная пьеса или разговор с людьми, которых ценишь и уважаешь, вот что должно заполнять жизнь, отданную кропотливой умственной работе.

Только в четверг съезжу. Говорят, что выдачи будут большие и лошади есть верные. Надо же отыграть проигрыш.

1915